Так начались ее многолетние скитания. Сперва незнакомец, оказавшийся графским охотником, привез ее в замок, хозяин которого в округе пользовался дурной славой. Но теперь Софии бояться нечего – ее собственная слава не лучше, и с графом они на равных. Это он всю прислугу и домашних заразил, это он охотника Иштвана кровопийцей сделал. В замке София долго не задержалась. Подмешала графу приворотной травы, выпросила дорогие подарки да и сбежала.
Недостатка в донорах у черноглазой девицы, путешествовавшей в одиночку, не было. Мужчины сами слетались к ней, а она использовала их как пищу, а потом обирала. Скитальческая жизнь ей нравилась – сказалась, видимо, цыганская кровь матери, бросившей ее еще крошкой и умчавшейся вслед за своим табором. За несколько лет София исколесила всю Румынию и соседние Болгарию, Венгрию, Югославию. А потом началась война. Мужчины стали солдатами и теряли кровь на полях сражений, а не в страстных объятиях смуглянки Софии. Да и она сама не могла пить кровь тех, кто защищал свободу своего народа. Пресная кровь детей и женщин была ей неинтересна – она не могла сравниться с опьяняющей кровью мужчин. Оставались дряхлые старики, отощавшие подростки и их болезненные отцы, которых не взяли на фронт. Как могла, София сдерживала голод, а потом, ненавидя себя, прильнула к беззащитной шее мужчины, умирающего от рака. Его кровь, уже подписавшая ему смертный приговор, могла стать для нее живительным лекарством. Пять ночей подряд она приходила к нему, а на шестую, едва она царапнула больного острием ножа, тот схватил ее окрепшими руками и задушил бы, если бы она не огрела его бутылью с водой, оставленной на прикроватной тумбочке.
Мужчина отделался крупной шишкой и через пару дней поднялся с постели. Весть о чудесном выздоровлении потрясла село. А больше всех – Софию. Внучка знахарки не могла поверить в то, что это ее заслуга. И тем не менее больной, который находился на краю могилы, так стремительно справился с хворью, что сельский врач только руками разводил.
«Неужели во мне проснулся бабкин дар?» – недоумевала София, покидая селение под покровом ночи и кутаясь в шаль. Она направлялась в небольшой городишко, чтобы убедиться в своих догадках. За следующий месяц она вылечила смертельно раненного солдата, исцелила от безумия старика и спасла молодую женщину, погибавшую от туберкулеза. Только инвалидов вылечить ей было не под силу – один парализованный бедняга чуть от потери крови не умер, пока София пыталась поднять его на ноги. Хорошо вовремя остановилась!
С той весны жизнь Софии изменилась. Она раскаялась в тех бедах, которые принесла людям, и принялась спасать недужных. Уже тогда она стала представляться целительницей и не таясь приходила в дома больных. Вот только на время исцеления велела оставлять ее наедине с немощным. Зимой она оседала в крупных селах или городишках. Летом колесила по дорогам, не останавливаясь нигде дольше чем на неделю.
В дороге она не раз встречала таких же проклятых, как она. Только они несли людям зло, а она – облегчение и отраду. Стая держалась сообща, лишь она гуляла сама по себе и не хотела примыкать ни к одному сообществу.
Так прошло двадцать лет, она объехала почти всю Европу и Россию.
Изменения, постигшие общество вампиров после подписания Пражского договора, прошли мимо Софии. Ей не нужны были талоны на донорскую кровь, не нужен был профсоюз с его подачками, ее не привлекало общение с подобными себе. А закон конспирации она и так выполняла, не задерживаясь подолгу на одном месте.
Только встреча с Глебом заставила ее изменить себе, осесть на долгие три года в Дании, смириться с местным кругом вампиров. Но стать одной из них так и не получилось. Ни тогда, ни сейчас в суетной Москве.
Они звали ее Пиявкой за глаза, она называла их теми, кем они были. Они страшно злились. Вампиры не любили, когда их звали вампирами, кровопийцами, упырями. Они считали себя членами привилегированного Клуба, избранными, элитой, VIP–персонами. Они блистали нарядами и драгоценностями. Они строили закрытые клубы и рестораны. Они мнили себя хозяевами жизни. Глупые, жалкие, тщеславные…
София окинула взглядом собравшихся и незаметно выскользнула из–за общего стола. Зачем она согласилась пойти на очередную попойку? Ловить на себе косые взгляды, слышать шепотки за спиной? Глупо думать, что он заметит ее. Ее лучшее платье в античном стиле кажется ночной сорочкой в сравнении с ослепительными нарядами ее соседок. А ее глаза, в которых Глеб так любил считать звезды, не могут составить конкуренцию блеску бриллиантов его спутницы… Он стал одним из них, и она для него – одно приключение из тысячи. Все звезды сосчитаны там, под небом Копенгагена. В Москве, говоря о звездах, не поднимают головы, а смотрят по сторонам, выискивая в толпе растиражированные лица. И даже горсть приворотной травы, которую давным–давно готовила ее бабка, не сделает их ближе… Смешно, ей почти сто лет, а она мечтает о свидании, как пятнадцатилетняя девчонка.
София накинула пальто и выскользнула из ресторана. Он даже не заметит ее ухода. Как не заметил того, что она пришла…
Тонкий каблук провалился в решетку, не успела она отойти и десятка шагов от ресторана. На глаза навернулись слезы.
– Давай помогу!
Знакомый голос, расплывчатый силуэт. Кто из ее соседей по столу вышел из зала и увидел, как она борется с ненавистной шпилькой?
Рука уверенно поддерживает за локоть, через мгновение в кожу впивается вредный комар. И ведь через пальто прокусил, подлец! Постойте, какие же комары в октябре? По руке разливается расплавленный лед, немеют губы, властная рука увлекает в темноту подворотни между гаражами и оставляет без опоры.