На мгновение его лицо падает на мое, и ухо обжигает шепотом:
— Ты нужна мне.
И в тот же миг бездна разлетается миллиардами звезд, и лишь две из них остаются на земле — в глазах Вацлава.
— Очнулась, — с облегчением выдыхает Аристарх и отпихивает Вацлава в сторону, чтобы обнять меня.
Пьер обращается к Андрею:
— Вы узнали все, что нужно? Или желаете продолжить допрос?
Аристарх гневно оборачивается к столу:
— О продолжении не может быть и речи! Вы и так ее чуть не убили. Что вы за наблюдатели такие? Я подам протест в Высший суд.
— Я узнал достаточно, — докладывает Андрей.
— В таком случае попрошу обоих дознавателей остаться здесь и сообщить нам результаты допроса. Вы, — Пьер, не глядя, кивает в нашу сторону, — ждите за дверью.
Аристарх бережно обнимает меня за плечи и влечет к выходу. В коридоре нас тут же окружает кольцо Гончих. Аристарх, не замечая их, ведет меня в соседнюю комнату и усаживает на диван. Гончие занимают места у двери и у окна. Можно подумать, у меня сейчас есть силы бежать!
— Жанна, — спустя целую вечность решается спросить Аристарх. — Что там было?
Я медленно качаю головой. Такое передать невозможно. Аристарх понятливо кивает и прижимает меня к себе. Я с трудом успокаиваюсь в его отеческих объятиях и пытаюсь вычеркнуть из памяти воспоминания, которые стаей потревоженных ворон проносятся у меня в голове. Я ожидала, что ментальный допрос оживит события последних дней, но все оказалось совсем другим. Меня заставили заново пережить самые яркие эмоции в моей жизни. И я догадываюсь, кто за чем стоит. Страх, гнев, боль, злость, ярость, ненависть — это с дотошностью препаратора исследовал Андрей. Радость, счастье, доброта, любовь — это воскресил в моей памяти Вацлав. Выворачивающая наизнанку бездна — это Андрей. Слепящее до слез счастье — Вацлав. Один пытался меня осудить, второй — оправдать. Вот только у него ничего не вышло. Потому что Андрей сумел раскопать то, что я страстно желала забыть. Размозженный череп охранника Жана, удивленное лицо Вацлава и его слова: «Ты можешь стать хорошей Гончей». Скорчившееся у моих ног тело Жана. Кровь на моих руках, смерть на моей совести.
Я вздрагиваю как ужаленная от телефонного звонка. Аристарх, чертыхаясь, достает мобильный.
— А, Моника, привет… — устало отвечает он.
Я поднимаю голову, услышав имя московской старейшины, и только сейчас с дрожью замечаю, что за один вечер у деда полностью побелели виски. Сколько же он пережил за сегодня!
— Пока ничего, — говорит Аристарх и отчаянно пытается бодриться. — Только что закончился ментальный допрос. Да, к счастью, все обошлось. Она в порядке. Мы рассчитываем на оправдательный приговор. Готовьте вечеринку по случаю нашего возвращения!
Мне хочется закрыть уши руками. Кого он пытается обмануть? Меня? Монику? Или себя?
Приговор, который вынесут мне старейшины после рассказа Андрея, очевиден. Но у Аристарха есть еще несколько мгновений надежды, и я не буду их у него отнимать. Это самое меньшее, что я могу сделать для своего бессмертного деда.
Рассвет уже стучался в окна Замка Сов, когда нас с Аристархом пригласили в зал для оглашения итогов.
Судя по мрачному торжеству в глазах Василия Громова, плохо скрываемому злорадству Ипполита, удовлетворенности на лице Андрея и отрешенности Вацлава, в своих прогнозах в отношении приговора я не ошиблась.
Четверо Гончих встали у дверей, Андрей с Вацлавом заняли место у окна. Мне предложили присесть в пыточное кресло, а Аристарх остался стоять за моей спиной. Пьер на правах главы заседания поднялся из–за стола и принялся зачитывать бумагу, которую держал в руках:
— В результате ментального допроса дознавателем со стороны обвинения были зафиксированы три убийства, совершенные обвиняемой. Убийства двух охранников Жана Лакруа, совершенные в состоянии аффекта, и убийство самого Жана Лакруа, кровного наставника обвиняемой, осуществленное со всем хладнокровием. Обвинение в убийстве фотографов с обвиняемой снимается, так как дневник памяти показал ее непричастность к этому преступлению. Что же касается убийств Изабель Дюбуа и Элен Громов, при ментальном допросе не обнаружено воспоминаний о совершении преступлений, что моглио бы послужить несомненным доказательством вины. Однако общая склонность обвиняемой к агрессии и совершенные ею ранее убийства позволяют нам сделать вывод о высокой вероятности ее причастности к этим убийствам. Учитывая все другие улики, указывающие на ее виновность в этих преступлениях, призываю каждого из старейшин и присутствующих здесь Гончих огласить свое решение по данному вопросу.
— Но вы не приняли во внимание сведений со стороны защитника, — вскинулся Аристарх.
— Сведения, предоставленные нам защитником со стороны обвиняемой Вацлавом Волковым, недостаточны для того, чтобы снять с обвиняемой обвинения или послужить смягчающими обстоятельствами для совершенных ею преступлений, — отрезал Пьер. — Итак, призываю всех объявить свое решение. Обращаю особое внимание, что в голосовании принимают участие только члены парижского отделения Клуба. Итак, господа Гончие, начнем с вас…
— Виновна.
— Виновна.
— Виновна.
— Виновна.
— Виновна.
Пять слов — пять ступеней на эшафот, пять выстрелов в сердце, пять гвоздей в крышку гроба. Кто бы сомневался в отношении единогласного решения ищеек во главе с Андреем.
— А теперь ваше слово, господа старейшины.
— Виновна, — процедил Ипполит.